Тема металла и иконы в Российском законодательстве XVIII–XIX века

И.А. Припачкин, 2002

После исследований И.А. Стерлиговой, посвященных «украшенным иконам», роль и функции металла в иконописании и иконопочитании Древней Руси сделались, безусловно, более прозрачными 1.

Настоящее сообщение касается проблемы металла и иконного благочестия России позднего периода, XVIII –XIX вв. С заявленной проблемой связан ряд законов Российской империи, позволяющих, как кажется, приблизиться к осмыслению общей ситуации 2.

В законоположениях, связанных с иконами и их употреблением в обществе, металл выступает в трех качествах: во–первых, как материал для иконного образа, во–вторых, как вещество, из которого изготовлялись привесы и приклады к образу (подношения иконе, чаще всего обетного характера), и, в–третьих, как материал, из которого делались оклады 3.

Первый из отмеченных случаев использования металла рассмотрен среди других вопросов в двух указах 20–х годов XVIII в. В актах высказан церковный и государственный протест. «…А… икон… отливных не делать и в церквах не употреблять, кроме Распятий… А в домах, кроме малых крестов и панагий… отнюдь никаких отливных икон не держать, понеже в Греческих и в других православных странах доселе такова оным… отливным содержания, кроме помянутых малых искусно состроенных крестов и панагий, не бывало, и ныне не обретается» (Закон 1722 г., Августа 31 (ст. ст.) «Синодский обще с Сенатом – Об исправлении иконного изображения» 4). «… медные и оловянные литые иконы («в соборах и приходских церквах, поставленные от разночинцев, для одного токмо сбережения» – компиляция авт.), где обретаются, кроме носимых на персях крестов,… в ризницы обрать, для того, что оные выливаются зело неискусно и неизобразительно, и тем достойные чести весьма лишаются: чего ради таковые обрав, употребить на церковные потребы, и о том, чтоб оных икон впредь не лить, и обретающимся купецким людям в рядах продажу оных воспретить…» (Закон1723 г., Января 31 (ст. ст.) «Синодский – О запрещении отливать и продавать в рядах медные и оловянные иконы» 5).

Как видно, аргументация решения апеллирует, с одной стороны, к традиции ортодоксальных восточнохристианских Церквей, и, прежде всего, Греческой, а с другой стороны, к эстетическим категориям. Причем и традиция, и красота, или ее отсутствие, рассматриваются, как это декларируют авторы законов, с церковных позиций. Так, «неискусность» изображения святого бесчестит как его самого, так и его икону. Естественно, было бы большой ошибкой модернизировать ситуацию, ссылаясь на восточнохристианскую археологию с ее многочисленными литыми образками самой разной географии и хронологии, и на качество русского медного литья XVII – XVIII века. Государственный «петровский» человек был иначе информирован и руководствовался иными критериями красоты иконы и, наверное, был вполне искренен в своем выборе. И все же трудно не усматривать в запрете литых икон идеологические резоны Петербурга, достигаемые, в том числе, не без помощи синодальной Церкви. И дело тут, по-видимому, не только в стремлении ограничить проповедь старообрядчества 6. Мотив обновления государства через отрицание идеалов московского периода истории, старых форм духовности, святости, благочестия, вероятно, так же присутствует здесь. В связи с этим, можно говорить, что отрицание литых икон – это по–сути отрицание предыдущего духовного и мировозренческого уклада Руси и, что представляется особенно существенным, признак перемены знаковой системы общества, ее намеренной трансформации.

Как известно, запрет меднолитых икон не нашел сочувствия среди русского населения и остался нереализованным. Правительство было хорошо осведомлено о том, что «употребление сих икон и крестов… есть повсеместное по всей России; оно укоренилось с давнего времени между простым народом, не исключая и лиц православного исповедания, так что иконы сии имеются почти во всех избах и других жилищах и вывешиваются в селениях, над воротами домов, на судах и пр. Сверх того, сиими иконами крестьяне благословляют детей своих, отлучающихся в дальние дороги или поступающих в рекруты, и образа сии остаются потом у них на целую жизнь» 7. Цитированное донесение относится к первой половине XIX в., однако вряд ли стоит сомневаться в том, что, в конце XIX – начале XX вв. наблюдалась та же картина. Между тем вопрос об иконах на металле возникает, правда в несколько ином ракурсе, почти два столетия спустя указа 1722 г. и Церковь разрешает его, по–видимому, не самым принципиальным образом. Подразумевается эпизод, имевший место в начале 1900–х годов, когда Комитет попечительства о русской иконописи обратился к Св. Синоду с инициативой воспретить иконы машинной печати на жести и на бумаге, наклеенной на дерево. Иконы на жести печатались фабриками Жако и Бонакера, изготовлявшими металлические коробки для ваксы, а остаток металла, с выгодой для себя, утилизировавшими в иконном производстве. Все, на что смог пойти Св. Синод – это запретить продажу икон на жести, причем не вообще, а только в стенах монастырей и лавр (определение 1902 г. № 564). В ответной записке обер–прокурор Синода писал, что «воспрещение печатания икон зависит не от духовной власти, не имеющей к тому церковного основания, а от законодательной. При запрещении машинного производства иконных изображений должны будут закрыться существующие для сего заведения, и могут подняться иски и требования о возмещении убытков, и что это дело не может быть обсуждаемо без участия министерства финансов, так как в зависимости от такого запрещения находится значительная часть художественной промышленности» 8. Чтобы понять всю двусмысленность принятого решения следует вспомнить, что во мнении староверов, и в их лице Древней Руси, металл, приготавливаемый для литья икон, под действием огня получал качества нового, «чистого» вещества, которое наиболее соответствовало идее иконы, как изображению святого первообраза 9. Кроме того, имея в виду иностранное подданство фабрикантов, занимавшихся одновременно производством коробок для ваксы и икон, уместно привести древнее правило о том, что «от неверных иностранных римлян и германов иконнаго воображения православным христианом приимати не подобает.., поклонение же им не творити, понеже от рук неверных воображение суть, аще и по подобию суть, но совесть их не чистоте подлежит» 10.

С изменениями знаковой системы общества, проводимыми российским государством, и, в частности, норм иконного благочестия, очевидно, связан еще один запрет, в котором фигурирует металл. Как и в предыдущем случае, материал присутствует здесь не самостоятельно, а в виде готовых изделий «золотых и серебряных монет и копеек и всякой казны и прочего». Собственно именно их употребление в качестве подносных обетных привесок к иконам запрещают два закона 1722 года – синодский от 19 января (ст. ст.) «Об отобрании в церковную казну привесок и об употреблении оных на церковные потребности» 11 и именной императорский от 20 апреля (ст. ст.) «О приносе в Синод иконных привесок и о разобрании их» 12.

Синодский указ по существу достаточно прагматичен. В духе своего времени он преследует, прежде всего, практическую пользу и порядок. Следующая забота— о «чести», воздаваемой через икону первообразу. Кроме того, составителей указа беспокоит инославное окружение, в глазах которого некоторые особенности русского иконопочитания могут унизить православную Церковь, — завуалированное желание новой России во всем соответствовать общечеловеческим стандартам Европы. Католическая, и, тем более, греческая обрядность поощряли приношения иконам в самых разнообразных видах, следовательно, в данном случае надо говорить о влиянии протестантской модели церковного обряда, с его более чем сдержанным отношением к иконе. «От ныне впредь во всех Российского государства церквах привесов к образам, то есть золотых и серебряных монет и копеек и всякой казны и прочего приносимого не привешивать. А прежние в монастырях, и в соборах, и прочих церквах обретающиеся у образов всякого именования привесы… под присмотром тамошних инквизиторов описав, отобрать в церковную казну, и отдать учрежденным церковных вещей хранителям.., и те привесы употреблять в покупку к священнослужению на просфоры чистой пшеничной муки и вина церковного доброго, которое было бы без всякого примеса. А прочее от того употребления оставшееся, по согласию… держать на нужнейшие церковные потребы, а именно, где не обретаются серебряные сосуды, или обретаются, но не весьма изящные (sic !), тамо устроить потребные к священнослужению сосуды серебряные и позлащеные, которые были б добре учреждены и изящно устроены. О чем как церковным служителям, так и приходским людям всеусердно надлежит пещися, а прочее что от оных привесов оставаться будет, то употреблять на строение церковных одежд и прочих потребностей рассмотрительно. А ежели от ныне впредь будет кто по-прежнему обычаю какие ко образам привесы приносить, и о прежнем употреблении станет просить или домогаться, и то приносимое принимая у них, записывать в приходные книги и употреблять не в привесы, но в прочие церковные потребности, которые выше сего означены, а требователям тех приносов в привесы употребления протолковать, что лучше тем их приносам употребленным быть во оные сосуды, и прочие церковные вещи, которых Святая Церковь неприменуемо требует, и изъяснить им, что на монетах иностранных таковые лица выбиты бывают, которым при иконах святых не подобает быти; а от серег и прочих таковых привесов иконам чинится безобразие, а от инославных укоризна и нарекание на Святую Церковь наноситися может. О чем довольно им протолковать, дабы в том не соблазнялися».

Нельзя не заметить, что составители указа исходят из семиотических предпосылок, в которых нет места такой форме почитания образа как «приклады» или «привесы». Диктуемый временем петровских перемен принцип целесообразности и утилитарности требовал от общества использования предметов, в частности монет, по их прямому назначению. Совсем иначе расценивались монетные и другие привесы к иконам в допетровской Руси, видевшей в этом жест, выражающий боголюбие, и, может быть, вспоминавшей о вдове, отдавшей последнюю лепту Церкви. Делая приношение образу, человек делал его адресно, той именно иконе, которая ему оказала в чем–то помощь. Через приношение реализовывалось желание «отплатить» за полученные благодеяния, и иноземное происхождение дара только повышало его ценность. Эти убеждения церковного народа были настолько глубокими, что указ не встретил сочувствия, и, не будучи отменен формально, довольно быстро, после смерти протестантствующего Петра, был забыт самой жизнью. Пример Тихвинской чудотворной иконы Божией Матери в сл. Борисовке (Курская губ., Грайворонский у.), представляющей собой список с древней Тихвинской иконы, сделанный для Борисовки ее основателем, фельдмаршалом Петра I Б. П. Шереметевым, очень типичен. По описи 1799 г. «у чудотворныя иконы… от исцеления болезни приложены привесы, состоящие по старой описи и что вновь приложено от доброхотных дателей: Крест висящий, обложен серебром, в середине стекло с двумя зернами перламутовыми. Другой крест серебряный с простыми камушками. Третий крест серебряный маленький. Четвертый крест серебряный маленький. Пятый крест серебряный большой. Шестой крест золотой раскрывной маленький. Седьмой крест золотой с распятием финифтяным; в нем в четырех местах двенадцать алмазных камушков и с ленточкою унизанною мелким жемчугом, и при кресте жемчужное большое зерно. Восьмой и девятый серебряный крест. Жемчугу Кафимского четыре нитки, весу четыре золотника без осьмухи. Три нитки маленьких жемчугу… дикого донизаны Китайским жемчугом. Четыре ниточки жемчугу дробного. Перстень золотой, по середине камушек изумрудовый зеленой, вокруг осыпи маленькими бриллиантами. Две серги золотые, в них алмазных по пяти камушков маленьких и в низу по одному бурмицкому жемчугу. Три червонца: два Российских двурублевой, другой рублевой, третий Турецкий. Складни крупные кипарисные в серебряной оправе. Ножек серебряных 28. Еще вновь привешено ножек 6. Ручек серебряных 10, еще вновь прибавлена одна ручка. Сердцов серебряных 6. Голов серебряных 8. Ок серебряных 9. Серг серебряных 9. Кольцо серебряное одно. Серебряный небольшой образок стоящей Богоматери. Обруч серебряный один. Вновь привешенный небольшой серебряный образ муч. Александры. Занавес малиновый штофовый. Глаза серебряные небольшие. Голова небольшая серебряная. Щек серебряных две. Занавес парчевой по белому полю, внизу обложен золотою сеткою. Занавес гладкого флеру ветхой. Занавес флеру травчатого с лентою широкою полосатою» 13.

Чудотворная икона Богоматери «Всех скорбящих радость с грошиками», прославившаяся в 1888 г., в иконографии которой канонизировано изображение медных монеток, очевидно, так же может служить подтверждением того, что «мудрость мира сего, есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3. 19) 14.

Именной указ 1722 г. издан в дополнение синодскому и своим появлением, очевидно, обязан ученым увлечениям века с непременным коллекционированием 15. Он т.о., может быть отнесен и к истории русского коллекционирования, и к истории музейного дела в целом. Указ раскрывает один из методов собирательства и, как именной, дает возможность идентифицировать августейшую персону собирателя, отчасти представить ее кругозор. Нумизматическая коллекция Петра, как известно, была чрезвычайно богатой, хотя и не одна она только 16. «В указе о привесах иконных глухо молвлено, что все на потребности нужные церковные употреблять, а есть много вещей старых изрядных, может быть за бесценок отдадут, а именно, старые монеты, каменья хорошие, которые по старому обычаю не огранивали, и сим подобное: того ради чтоб подтвердить, дабы то все принесли в Синод, где мочно разобрать, что некуриозное, отдать им, что куриозное, деньги отдать достойной цены. А особливо таких вещей много в Троицком и иных монастырях, которые не были в Московское разорение за Поляки: чего для мочно в те знатные места послать знающих людей, дабы то пересмотрели, что гораздо старое и куриозное, как выше писано, привезли». Характерно рационалистическое отношение к «дарам», поднесенным святым «ради их икон». Простота, с которой они вымениваются у невежественного и суеверного народа (наверное, народ оценивается именно так) и легкость, с которой они переводятся с сакрального уровня в обыденный, хотя и интеллектуальный план, в системе представлений допетровской Руси, циничны и даже богоборчески. Ибо сакральный уровень в этих действиях получает в сравнении с интеллектуальным низший статус, а, присвоение, хотя бы и императором, подношений, адресованных Богу и Его святым, ставит под сомнение существование самого адресата подношений.

Наконец последняя из выбранного ряда группа законов регламентирует нормы обращения с иконными окладами в случаях их принудительной продажи и наследования. Первоначально, в разбираемых законодательством прецедентах, икона и ее оклад выступают как единое целое. Именной, данный Сенату указ 1827 г. Сентября 28 (ст. ст.) «О святых иконах, заключающихся в числе имения, назначенного в продажу для удовлетворения кредиторов» 17 обязывает: «1) Продажу святых икон с аукциона отныне запретить. 2) Вместо того, отдавать их с окладами кредиторам, по взаимному с должником согласию. 3) Ежели же согласия такового не последует, или ежели кредиторы будут иноверцы и особенно не христианской религии, в таком случае отдавать иконы должника в пользу церкви того прихода, куда принадлежал должник…» Подобным же образом предписывается поступать, когда на должника налагается казенное взыскание (Указ 1829 г. 18), или же речь идет о публичной продаже его имущества (Указ 1832 г. 19). Однако, как следует из случая с малолетними сиротами Экутиными, на содержание которых опекуны не имели достаточных средств, продажа икон с окладами или одних окладов в благих целях, специально подчеркивается – не за долги, вполне допустима (Указ 1833 г. 20) 21.

Прецеденты, в которых оклад выступает как отдельный предмет, во всяком случае, как такой, который стремятся отделить от иконы с выгодой для себя, начинают встречаться с середины 30-х годов XIX века. Наиболее ранним, по-видимому, может считаться Высочайше утвержденное Мнение Государственного Совета 1836 г. «Об окладах икон, отписываемых у должников» 22. Разъясняя Указ 1827 г. оно определенно высказывается о том, «что отделять оклады от святых икон и обращать особо от них в продажу (за долги – поясн. авт.) не прилично, и что самый закон, повелевая отдавать кредитору иконы с окладами…(или – вставка авт.)… в пользу церкви, заключает в себе тот смысл, что в каком виде отдавались бы иконы кредитору, в таком должны быть обращены в церковь».

Пространным комментарием по поводу продажи с публичного торга, назначенного по казенным и частным взысканиям, иконных окладов и украшений отличается Высочайше утвержденное Мнение Государственного Совета 1838 г. 23. Этот Указ предвидит и пытается предотвратить все возможные случаи оскорбления христианской нравственности, нанесения бесчестия иконам и следовательно самим святым. Но что самое примечательное, его составители используют в своей аргументации элементы богословия иконного образа, абсолютизирующие характер иконных подношений, в чем видится молчаливое отрицание рационалистической идеологии, декларированной именным указом 1722 г. «Общее Собрание Первых Трех Департаментов Правящего Сената, рассмотрев дело сие, находит, что всякое украшение иконы, сделанное по благочестивому усердию, есть приношение Богу, а принесенная или посвященная таким образом Богу вещь, соделавшись уже принадлежностью Святыни, и сама чрез то освятившись, не должна быть отъемлема ни на какое другое употребление, относящееся к житейскому быту; следственно… не может подвергаться продаже с аукционного торга. Но как могут у должников оказаться иконы с окладами и без оных, а также одни оклады и украшения, для икон изготовленные, или уже снятые, но небывшие освященными по установленным для сего обрядам, то о таковых украшениях икон, Общее Собрание Сената полагает согласно с мнением Святейшего Правящего Синода, постановить следующие правила: 1) Когда при описи имений должников для удовлетворения частной или казенной претензии, присутственное место будет иметь в виду ризы и оклады или другие украшения вместе с иконами, то в сем случае поступать на точном основании 2309 и 3110 ст. 10 Т. Свода Законов Гражданских, которыми запрещается продажа икон; 2) но когда будут в виду ризы или другие украшения, снятые с икон, то оставляя грех на совести того, кто снял, допустить металлические поделки обращать в слитки, а украшения из камней или жемчуга разбирать, и в сем собственно их виде, то и другое обращать в публичную продажу; 3) подобным образом поступать с таковыми вещами и в таком случае, когда оные только приготовлены еще на икону, но не были возложены на оную, дабы с одной стороны избежать соблазна, могущего родиться при продаже их в виде иконных украшений, бывших уже на иконах, под видом только еще изготовленных на сие употребление».

Вообще следует заметить, что различные стороны богословия иконы в той или иной форме проглядывают во всех указах этой группы. Устав Сохранной, Вдовьей и Ссудной казны Императорского Воспитательного Дома 1838 г. не разрешает принимать в залог «оклады со Св. икон, и вообще вещи с священными изображениями» 24. Высочайше утвержденное Мнение Государственного Совета 1841 г. 25 устанавливает следующие правила наследования иноверцами православных икон: «1) Иноверцы-нехристиане и идолопоклонники хотя и не устранятся от получения в наследство, по закону или по завещанию, св. Икон, но не иначе как с непременною обязанностию передать оные, со всеми наложенными на них украшениями, в шестимесячный со дня вступления в наследство срок, в руки Православных, или же в Святую Церковь, с тем, чтобы при неисполнении сего, упомянутые Иконы были немедленно от означенных иноверцев-нехристиан отбираемы и обращаемы в Духовные Консистории, для надлежащего, по усмотрению духовного начальства распоряжения. 2) Сила сего постановления распространяется и на те случаи, когда в наследуемом иноверцем-нехристианином имении будут находиться частицы Святых Мощей, части одежд или гробов Святых, и иные освященные предметы благоговения Православной Церкви. 3) Местное начальство обязано иметь строгое и неослабное наблюдение, чтобы в течение предоставляемого иноверцам-наследникам шестимесячного срока (пункт 1), Святые Иконы и другие освященные предметы (пункт 2) были хранимы в приличных местах и без нарушения подобающего к Святыне уважения». За заботой о почитании образа во всей его предметной полноте, за признанием святости иконы как бы выступают из тени св. Василий Великий с его широко известным высказыванием о том, что «честь иконная на первообразное преходит» (выражение дано в пересказе св. Иосифа Волоцкого), св. Иоанн Дамаскин с его учением о присутствии в иконах Божественной благодати, стяжанной святыми, и об освящении этой благодатью мира. Целостное восприятие иконы вместе с ее окладом и всем комплексом украшений, на чем настаивают законодатели, также находится в русле церковного понимания образа, как оно сформировалось еще в Византии.

Итак, российские законодательные акты XVIII – XIX века, в которых, так или иначе, присутствует тема металла и иконы, регламентируя правила иконного благочестия, в одном случае стремятся изменить их, отступив от «обычая предков», а в другом, напротив, подтвердить традицию. Обращает на себя внимание хронологическая привязка указов первого типа ко времени царствования Петра, и указов второго типа ко времени, значительно отдаленном от него. При этом первые, по–видимому, были обусловлены политикой десакрализации государственной жизни, проводимой северным самодержцем. Московская Русь, организуя себя по образу и подобию Небесного Царствия, неизбежно сакрализовывала частные и внутригосударственные отношения, общественные связи, этикет и это позволяло имитировать их, как символически отражающие горний порядок, в церковном обиходе, в частности, в почитании икон. Ибо, что такое дары иконе, как не повторение подношений Богу, во–первых, и подношений земным властям, во–вторых. Петр не разделял такой системы представлений и пытался ломать ее. Однако его царствующие наследники, в том, что касалось форм иконного благочестия, не сочли необходимым противопоставлять себя древним, сохраняемым Церковью и народом, правилам иконопочитания. Почему искусственно рожденные петровские указы не нашли себе применения, а указы начала XIX в., в сущности, только подтверждающие исконные православные правила отношения к святыне 26, оказались действенными.

Очевидно, что апелляция к законодательным актам, неизбежно продуцировала контекст норм и, следовательно, запретов. Действительно, ни один из законов не избегает введения ограничений в обращении с металлом применительно к иконе. Между тем ограничения не столь банальны и за каждым из них проглядывает та система духовных ценностей, которая представлялась петербургской России наиболее адекватной православной церковности.

Примечания:

1. Стерлигова И.А. О литургическом смысле драгоценного убора древнерусской иконы // Восточнохристианский храм. Литургия и искусство. СПб., 1994. С. 220 – 229; Она же. Драгоценный убор древнерусских икон XI – XIV веков. Происхождение, символика, художественный образ. М., 2000. Металл в контексте истории окладов.
2. В настоящем сообщении анализируются лишь те законы, которые были опубликованы в Полном собрании законов Российской империи с 1649 года (далее ПСЗРИ). В качестве источника по истории русского церковного искусства синодального периода, в частности, особенностей иконографии и стилистики, бытования скульптуры, прославления икон законодательство империи привлекалось исследователями неоднократно. Среди них, например: Н.В. Покровский (Об иконе Св. Троицы с тремя лицами и четырьмя глазами (по документам социального архива). СПб., 1888; Очерки памятников христианского искусства. СПб., 1999), О.Ю. Тарасов (Икона и благочестие. Очерки иконного дела в императорской России. М., 1995), И.Л Бусева-Давыдова (О духовных основах поздней русской иконописи // Вопросы искусствознания. X (1/97). М., 1997. С. 182 –197), А.В. Рындина (Большой Московский собор 1666 – 1667 годов и судьба русской храмовой скульптуры // Вопросы искусствознания. X (1/97). М., 1997. С. 198 – 207).
3. Систематизация произвольная.
4. ПСЗРИ. Т. VI. СПб., 1830. С. 762. № 4079.
5. ПСЗРИ. Т. VII. СПб., 1830. С. 19. № 4154.
6. Замечательно, что собственная церковная старина, как авторитетная, в законах не фигурирует. Вероятно, причина тому, официальное осуждение древлего православия с его культом дониконовской обрядности. Специфика восприятия дониконовской старины обуславливалась так же тем, что Петр I, несомненный вдохновитель указов, был еще очень близок ко времени реформ патриарха Никона. Но эта близость делала его близоруким.
7. Цит. по: Гнутова С.В., Зотова Е.Я. Кресты, иконы, складни. Медное художественное литье XI – начала XX века. Из собрания Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева. М., 2000. С. 5 – 6.
8. Тренев Д.К. О русской иконописи по поводу вопроса о ней в Государственной думе. М., 1910. С. 17.
9. Гнутова С.В., Зотова Е.Я. Кресты, иконы, складни. Медное художественное литье XI – начала XX века. Из собрания Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева. М., 2000. С. 6.
10. Цит. по: Иконописный подлинник. Изд. С.Т. Большакова. Под ред. А.И. Успенского. М., 1903. С. 22 – 23.
11. ПСЗРИ. Т. VI. СПб., 1830. С. 485 – 486. № 3888.
12. ПСЗРИ. Т. VI. СПб., 1830. С. 658 – 659. № 3975.
13. Цит. по: Архимандрит Леонид. Историческое описание Борисовской Тихвинской девичьей пустыни. М., 1872. С. 32 – 34.
14. Вообще же тема денег и иконы иногда приобретает совершенно неожиданный оборот. Обычаи не покупать, а менять иконы, не смотря на то, что в самом обмене, как правило, фигурируют деньги, не хранить деньги за иконами – общеизвестны. Гораздо реже можно встретить такие, например, свидетельства: «Среди расходов на разные статьи видное место занимают записи многочисленных взяток, которые должны были давать старицы монастыря разным приказным людям, приезжавшим в Суздаль по разным Государевым делам и заезжавшим в монастырь «на богомолье». Обычным способом вручения этих взяток было подношение благословенных икон важным посетителям. Нужному для монастыря человеку вручалась икона на благословение обычно без оклада, а деньги давались якобы «на оклад». «Июня 9 дня приходил в Суждаль в Покровский монастырь на богомолье воевода – ему на благословенье дана икона Пречистые Богородицы Умиления штилистовой на золоте да на оклад пять рублев». Геогиевский В.Т. Из приходо–расходных книг Суздальского Покровского женского монастыря // Труды Владимирской ученой архивной комиссии. Кн. V. Владимир, 1903. С. 127 – 128. С. 127.
15. Характер первых частных коллекций в России XVIII определялся уровнем научного знания в стране: кости волотов, уродцы, драгоценные металлы, камни, предметы быта других народов, фарфор, часы.
16. Петр также собрал прекрасные естественнонаучные, археологические, этнографические коллекции.
17. ПСЗРИ, II. Т. II. СПб., 1830. С.854 – 855. № 1419.
18. Сенатский с прописанием именного «О непродаже с аукциона Святых Икон за казенные взыскания» // ПСЗРИ, II. Т. IV. СПб., 1830. С. 596 – 597. № 3088.
19. Высочайше утвержденное Положение о порядке описи, оценки и публичной продажи имущества // ПСЗРИ, II. Т. VII. СПб., 1833. С. 457. № 5464.
20. Сенатский «О дозволении продажи Святых Икон повольною ценою // ПСЗРИ, II. Т. VIII СПб., 1834. С. 118 –119. № 6005.
21. Руководствуясь христианским человеколюбием и явно сочувствуя сиротам Общее Собрание Правительствующего Сената разрешая продажу, кажется, даже выражают надежду на то, что «опекуны..., приискав желающих приобрести Св. Иконы с окладами,… получат в замен оных наличную сумму денег, а притом еще довольно выгодную и высшую, чем оная показана по оценке» (Сенатский «О дозволении продажи Святых Икон повольною ценою // ПСЗРИ, II. Т. VIII СПб., 1834. С. 119).
22. ПСЗРИ, II. Т. XI СПб., 1837. С. 502 – 503. № 9155.
23. О продаже с публичного торга украшений с икон по частным и казенным взысканиям // ПСЗРИ, II. Т. XIII СПб., 1839. С. 283 – 284. № 11133.
24. ПСЗРИ, II. Т. XIII СПб., 1839. С. 166.
25. О Святых Иконах, принадлежащих наследникам иноверцам // ПСЗРИ, II. Т. XVI.СПб., 1842. С. 429 – 430. № 14603.
26. «А неверным, и иностранным, паче же рещи нечастивым и поганым..., святых икон не писати, и на сребро и злато не меняти, понеже не в почесть, но в поругание святыня предавати грех есть, писано бо есть: не дадите святая псам» (Цит. по: Иконописный подлинник. Изд. С.Т. Большакова. Под ред. А.И. Успенского. М., 1903. С. 23). Ср. В 1642 г. еще молодому тогда царю Алексею Михайловичу настоятельно советовали вступить в войну с турками потому, что турки овладели Азовом и азовская чудотворная икона св. Иоанна Предтечи оказалась, т.о. в плену у поганых (поганый – язычник. – И.П.) (Костомаров Н.И. Русские нравы. М., 1995. С. 172).